На старом кладбище Георгиевска, метрах в пятидесяти от собора святого великомученика Георгия Победоносца, над одной из могил стоит открытая часовенка. По всему видно, что сюда не зарастает народная тропа. На добротном надгробье, увенчанном большим дубовым крестом с надписью «Монахиня Евгения», теплится лампада, горят свечи, лежат живые цветы. Здесь покоится прах подвижницы благочестия ХХ века, исповедницы, старицы. Что же ещё известно о ней? Справка о смерти № 1764, выданная отделом загса Георгиевской территориальной государственной администрации, свидетельствует, что Евгения Фёдоровна Котлярова скончалась 25 июля 1952 года, в возрасте 75 лет; причина смерти: кровоизлияние в мозг. Других документов, в которых упоминается её имя, пока не найдено. Однако в конце 90-х годов ХХ века священнику Владимиру Сорочинскому удалось записать и издать в виде брошюры воспоминания людей, лично знавших матушку Евгению (так её называли в монастыре и в народе). Некоторые из них использованы при подготовке этой статьи. Считается, что матушка Евгения родилась в 1877 году в селе Рагули Ставропольской губернии. О её семье ничего не известно. Когда и при каких обстоятельствах она попала в Георгиевский женский монастырь близ станицы Государственной (сегодня — село Горнозаводское Кировского района Ставропольского края), — не установлено. Тем не менее, о монастырском периоде жизни монахини Евгении рассказывают несколько эпизодов. Из многочисленных воспоминаний известно, что матушка Евгения — рясофорная монахиня, т. е. инокиня. Однажды матушка Евгения отправилась в Грузию, в другой монастырь. По пути на неё напал некий разбойник — стал бить, колоть ножом (говорят, что шрамов на голове и теле матушки насчитывалось более 70!), перерезал жилы на ногах и, решив, что женщина мертва, бросил её недалеко от дороги. Но Господь судил иначе. Добрые люди подобрали едва живую монахиню и отвезли во Владикавказ, в больницу. Из рассказа медсестры, которая ухаживала за страдалицей (а впоследствии, уверовав в её праведность, переселилась в Георгиевск), известно, что эти раны зажили на удивление быстро. После выписки из больницы матушка Евгения уехала в родное село, но через некоторое время стала проситься обратно в монастырь. Её приняли. С этого момента матушка Евгения стала «чудить» — юродствовать. И её поведение подчас было пророческим. Однажды она, как ребёнок, построила из глины хатки, а затем, пятясь назад (порезанные жилы не давали возможности нормально ходить), растоптала их ногами, указывая на скорое разрушение монашеских келий. В другой раз испросила у игуменьи, монахини Татьяны, благословение «бить стёкла». Игуменья, полагая, что речь идёт о каких-то невинных забавах юродивой, отмахнулась: «Бей!». Но матушка принялась бить стёкла в кельях. Сбежались монашки, подняли крик. Игуменья спросила: «Ивга, что же ты делаешь?», а матушка Евгения в ответ: «Вы же меня благословили». Игуменья сняла благословение. Но вскоре сотрудники ОГПУ и милиционеры, посланные разогнать монастырь, добили оставшиеся стёкла. Перед самым закрытием монастыря матушка Евгения выгоняла игуменью из кресла и даже била со словами: «Я — игуменья!» Матушка Татьяна её наказала и велела запереть в просфорную. Матушка Евгения лежала в углу просфорни, а монашки, которые пекли просфоры, спали на лежанке. Когда они проснулись ночью, то увидели матушку Евгению, озарённую как бы сходящим с неба несказанным светом. Весть об этом знамении быстро разнеслась по монастырю, а впоследствии все монашки, нашедшие приют в Георгиевске, в том числе и игуменья Татьяна, ходили к матушке Евгении за благословением. Монастырь был закрыт, предположительно, в 1930 году. Матушка Евгения оплакивала обитель на паперти монастырского храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы (впоследствии полностью разрушенного) и покинула монастырский двор последней. После этого она перебралась в Георгиевск. Одна благочестивая женщина пустила её жить к себе в хату по ул. Лысогорской, 25 (сейчас — ул. Тимирязева, упомянутый дом не сохранился). Матушкина комната-келья была совсем маленькой. В ней находились русская печка с лежанкой и крошечный столик. Сбитая из досок лежанка была устлана матрасом из кукурузной чаконки, а одеялом служила самотканая дерюжка. К блаженной старице за советом и молитвенной помощью обращалось множество людей не только из Георгиевска и окрестных сёл, но, как говорят, и из других городов — от Баку до Ленинграда. Она многим открывала волю Божию, но иногда говорила открыто и прямо, а иногда «чудила». Одних она встречала бодрствуя, других — притворяясь спящей; кого-то угощала сладким, кого-то — горьким; иным давала какие-то поручения, иногда весьма странные. И в этих её поступках заключался сокровенный смысл. Очень часто матушку посещал иеромонах Савва (Кухарев), служивший в Пантелеимоновском молитвенном доме (он стоял на углу улиц Ленинградской и Красной, сейчас — Гагарина; был закрыт в июне 1963 г., позже разрушен). Однажды пришёл он к матушке, а та взяла палку, с которой имела обыкновение ходить, и стала гонять священника по комнате из угла в угол. Вскоре отец Савва был арестован и подвергнут политическим репрессиям. Многим матушка Евгения давала прозвища, связанные с характерными событиями в их жизни. Бывало, что к юродивой приходили из праздного любопытства — послушать, что она скажет об их судьбе. Таким старица с порога открывала их помыслы и заявляла: «Бабочки, я не гадалка!» Посетители, видя как бедно живёт дивная монахиня, привозили ей различные вещи, пуховые одеяла, подушки. Но матушка себе ничего не брала — всё раздавала. Единственное, что с помощью людей была выкуплена сначала келья матушки Евгении, а по смерти хозяйки — и вторая комната, в которой поселилась келейница матушки монахиня Тавифа (Матвеенко). Из продуктов, которые ей приносили люди, матушка Евгения варила борщи и каши, а затем в вёдрах на коромысле носила в тюрьму, а во время войны — пленным. Неоднократно и сама старица попадала в тюрьму за «антисоветскую пропаганду». Но, видя убожество и «блажь», безбожные власти вскоре отпускали её. В пятницу, 25 июля 1952 года, услышав о близкой кончине матушки Евгении, множество людей пришло попрощаться со своей духовной наставницей. Старица лежала на полу своей кельи, а Мария Ивановна — инокиня Нимфодора — читала отходную. Когда положенные молитвы были прочитаны, матушка Евгения, прошептав «Аминь», тихо и мирно скончалась. Два дня и две ночи её гроб стоял в Пантелеимоновском молитвенном доме, и всё это время над ним звучали молитвы. Очень много народу было и на погребении. Похоронную процессию возглавляли восемь священников и два диакона. Многим людям матушка говорила: «Когда умру, а тебе будет трудно, — прибеги ко мне на могилку, покричи да поплачь, я и помогу тебе». И добавляла: «Ко мне на могилку будут приходить и те, которых я не знала при жизни. Будут просить, и я буду помогать им». Действительно, место захоронения одинокой юродивой женщины с годами не затерялось и не было забыто, как многие соседние могилы. Сегодня уже почти не осталось тех, кто лично знал монахиню Евгению, но к её могилке приходят люди. Вот уже более десяти лет, по пятницам, священники Георгиевского храма совершают здесь панихиды. Ежегодно в день памяти подвижницы благочестия в храме проходят заупокойные богослужения и устраиваются поминальные обеды. Как и полвека назад, в них принимают участие сотни верующих. Незадолго до блаженной кончины матушка сказала: «Когда меня будут хоронить, пусть кроме надгробного креста сделают два маленьких деревянных крестика, и пусть их несут две девочки!» Смысл этого пожелания остался непонятен, но его исполнили. Эти крестики (их видно на старой фотографии) находились на её могиле вплоть до установки в 2002 году нового надгробного креста. Матушка Евгения была среднего роста, средней полноты (болела водянкой), приятной внешности — круглолицая, глаза светлые и ясные. Всегда носила подрясник, голову покрывала большим чёрным платком, много раз обмотанным вокруг шеи. Нередко, даже и летом, надевала старенькую шубу, а на ноги — ботинки-«бурки». Обычно в руках у неё были палка (возможно, как подобие игуменского жезла) и букетик цветов. Такой её и постарался изобразить художник. Поскольку монахиня Евгения (Котлярова) ещё не причислена к лику святых, её изображение не почитается как икона, и на нём отсутствует сияние (нимб). На прилагаемых фото: монахиня Евгения (живописное изображение и единственное прижизненное фото); верующие у могилы монахини Евгении (предположительно 23 сентября 1956 г.).